Три открытых двери. Три бесконечных коридора. Ей вспомнилось начало игры “Doom” - три пути с надписями “easy”, “medium” и “hard”; русские сказки с камнем-указателем на распутье. Но там хотя бы написано было, где что, и на кого пенять в случае проигрыша. Здесь же - ничего. Просто три двери.
Глубоко вздохнула, закрыла глаза и повертелась на месте, сделала наугад шаг вперёд. Ну… прямо так прямо. Не всё ли равно…
Коридор тянулся ровно, изредка встречались плавные повороты. Затем впереди замаячила развилка из двух тоннелей.
Ну, теперь который?»
Налево. Несколько шагов, поворот, ещё развилка. На этот раз аж четыре хода. Три узких, один дальше расширяется, даже свет какой-то там в конце брезжит.
«Свет в конце тоннеля. Глупость какая. Всё равно, мне больше симпатичен именно вон тот, а не этот…».
Наконец-то. Хоть куда-то пришла.
Пещера с низким сводом, сталактиты, сталагмиты, небольшой обрыв и вода - много воды, спокойной, тёмной и наверняка очень холодной.
«Сейчас где-нибудь над этим озером Жути раздастся возглас типа «голлм!», и я наконец пойму, куда попала».
Тишина. Нет. Не совсем. Плеск. Маленький огонёк.
Лодка. Щурясь в темноту до боли в глазах, девушка разглядела сгорбленную фигуру с длинным шестом, которым лодочник отталкивался от дна - видимо, здесь было неглубоко.
Дерево долблёной ладьи заскребло по отполированным водой камням невысокого обрыва. Лодочник аккуратно положил шест поперёк ладьи, достал откуда-то посох и, опираясь на него, неуклюже полез через пассажирские сидения. Девушка спокойно ждала на берегу - глупо было убегать, да и некуда.
Наконец, лодочник добрался до кормы, с видимым трудом разогнул спину и, поправив низко надвинутый капюшон, протянул вперёд руку, так что ладонь оказалась у девушки под подбородком.
- Плюнь, деточка, - негромко посоветовал он.
Она хотела было ответить, но от удивления во рту пересохло, с раскрытых губ не слетело ничего, кроме… монеты. С неожиданной ловкостью незнакомец поймал серебристый кружок в воздухе, нырнул рукой под капюшон и со стоном удовольствия замер. Видимо, пробовал монету на зуб. Продержал он её во рту, правда, немного дольше, чем нужно было. Хрипло и негромко рассмеялся, отступил на шаг и подал девушке руку.
- Вообще-то серебро у нас не котируется, особенно в последнее время, но для тебя я сделаю небольшое исключение. Садись.
- Спасибо… а куда вы меня повезёте?
- А обычным маршрутом… не волнуйся, деточка, я не кусаюсь. Как тебя зовут-то?
- Ева, - доверчиво ответила она.
- Ева… - лодочник склонил голову набок, было видно, что это имя он слышит впервые. Негромко повторил его, потом попробовал переиначить на знакомый лад: - Ева… Эва… Эвридика… ты не против, если я буду звать тебя так?
- Нет, - чуть удивлённо ответила новоявленная Эвридика. - Не против. А вас как зовут?
Он мягко засмеялся, подобрал шест, оттолкнулся от обрыва.
- Первый раз за всё время кто-то спрашивает. Бывает, и о своём-то молчат. Добрые люди зовут меня Хароном, деточка.
- Как-как? - что-то знакомое послышалось Еве в звуках этого имени.
- Харон.
Точно! Харон, перевозчик мёртвых в царство Аида и Коры-Персефоны! Как она могла забыть?.. ну, конечно, а вода - это вовсе не толкиеновское озеро Жути, а река, река Ахеронт, именем которой даются самые страшные клятвы богов и титанов.
Только… как она сюда попала? Ведь в крайнем случае тут ангелы должны были быть… или черти… она же христианка, православная…
- Гадаешь, откуда ты здесь взялась?
Ева кивнула.
- Все гадают… коридоры помнишь? Три двери?
- Да, да, конечно.
- Ты с самого начала не в ту дверь зашла. Обычно тех, кто верит, буквально тянет в нужную дверь. А для тех, кому всё равно, и не сделали специально надписей над входами. Чтобы сами себе судьбу выбирали. Не волнуйся, не ты первая, не ты последняя.
- А почему три?
- Ну-у… как тебе сказать. Первая - крайняя левая - это всевозможные светлые религии: буддизм, христианство, ислам и всё прочее. Ты помнишь, туннели расходились? Религии так же - раздваиваются, разделяются, иногда коридоры в туннеле христианства вообще противоположно расходятся.
- А два других двери?
- Крайняя правая - сатанинские вероучения, чёрные религии, секты… а центральная - язычество, деточка. Корень и центр всех верований на земле и вне её.
Некоторое время девушка молчала, словно оглушённая. Как это - промахнулась мимо своей религии? Мимо христианства? Конечно, истово верующей её назвать нельзя, но и атеисткой она себя не считала.
- Ничего, привыкнешь, деточка. Все привыкают. Плохо, что в Гиперборею нашу не попала - ну, да видно, при жизни неугодные олимпийцам дела вершила.
- Я же жила не по греческим законам добра и порядочности. Меня судить нельзя!
- Ну и что? - лодочник равнодушно пожал плечами, медлительно и точно работая шестом. - Если бы ты попала к египтянам, у тебя выдрали бы сердце и долго взвешивали бы на весах… и малейший перевес в сторону зла заставил бы Анубиса без сожаления сожрать и тебя, и сердце. Если бы попала к скандинавам…
- Да знаю-знаю, читала, - раздражённо перебила Ева. Уж слишком спокойно и холодно болтал Харон о её возможной судьбе.
Оба замолчали.
- Дымом пахнет, - задумчиво обронил перевозчик. - Опять хулиганы на асфоделовых полях травку курят…
- Какую травку?
- А какая вырастет, такую и курят. Обычно коноплю… а что, хочется?
- Нет, просто странно как-то.
- А-а, ерунда. Это ещё ладно, вот один дуралей откуда-то из Европы (ох, среди молодёжи атеистов этих, аферистов развелось!) умудрился с собой сотовый телефон пронести. Родственникам названивал. Насколько я знаю, у него мамаша после этого свихнулась. Всё хорошо на своём месте, - неожиданно заключил Харон.
На секунду вытянул шест, запустил в воду свободную руку и достал абсолютно сухую пачку сигарет.
- На, кури, - передал он трофей Еве. В ответ на её истерично-изумлённый взгляд, пояснил: - Одна дамочка вместо денег отдала. Кури, не бойся. Чтобы что-нибудь в Ахеронте намочить, нужно знать немного побольше закона земного притяжения и прочей физико-математической белиберды.
- Спасибо… а спичек у тебя не найдётся?
- Э-э… чего нет, того нет, - покаянно развёл Харон руками. Широкие рукава мягкими складками опустились вниз. - Давай сюда, прикурю.
Он взял обратно из рук девушки пачку, очень ловко, можно сказать, - привычно распечатал, нырнул рукой с одной сигаретой под капюшон. Никаких вспышек и прочих спецэффектов - просто через секунду из-под капюшона пополз дымок.
- Эх-х… - он глубоко затянулся, затем вежливо подал и пачку, и сигарету Еве. - Держи. Грести неудобно одной рукой.
- Спасибо, - «Эвридика» с любопытством осмотрела тлеющий кончик сигареты. - Чем это вы её?
- Секрет. Потом скажу. О, подъезжаем… - Харон направил лодку чуть левее. - Пить хочешь?
- М-м… наверное, да.
Прямо перед носом лодки маячил небольшой бассейн, отгороженный от вод Ахеронта каменной кладкой. В бассейн из невидимого источника где-то в стене пещеры бежал тоненький ручеёк, по-видимому, очень холодный - по краям его русла наросли пласты льда, висели гирлянды сосулек.
Харон, порывшись в складках плаща, выудил на свет (ну, на полумрак) пещеры отшлифованный временем деревянный стакан, зачерпнул им сначала из Ахеронта, хорошенько промыл и вытер рукавом. Затем подставил чашу под струю ручья. Отломил одну сосульку, раскрошил, побросал в набранную воду кусочки льда.
- Держи. Кстати, - буднично сообщил он, ныряя рукой под капюшон и, очевидно, почёсывая кончик носа. - Это Лета.
- А-а, ясно, - кивнула девушка, поднося чашу к губам. Замерла, когда до неё дошёл смысл фразы. - Как Лета?
- Ну, вот так - Лета. Пей, не отвлекайся.
- А-а… я не могу.
- Ну, здрасте, приехали. Все могут, одна ты вдруг особенная какая-то. Пей, говорю, не отравишься.
- Я не хочу ничего забывать!
- Слушай, не зли меня, а? Хватит. И так традиции нарушаем. Пей, и довольно разговоров.
Ева зажмурилась и пожала плечами. Покорно поднесла чашу к губам, сделала глоток чуть солоноватой, холодной, как жидкий азот, воды, похожей на минеральную. Ничего не произошло - гром не грянул, желудок не запротестовал, тривиальные круги перед глазами не пошли.
- До дна… умница, - довольно закивал Харон. - И я выпью, пожалуй. Жарко что-то.
- Ты бы плащ снял. Или капюшон хотя бы… сваришься же…
Действительно, чем явственнее становился запах дыма с лугов, тем теплее делался ветер, дующий навстречу ладье.
Харон пожал плечами, равнодушно взялся за края капюшона и неожиданно грациозным, женским жестом откинул его назад, словно причёску поправил. Чуть развернулся, зачерпнул чашей прямо из бассейна, шумно, крупными глотками, выпил всё до капли и довольно фыркнул.
«Эвридика» застыла на корме, напоминая диковинный сталагмит.
У Харона были длинные тёмные волосы, мокрые от пота, завившиеся мелкими колечками по сторонам худощавого лица. Глаза тёплого, зеленовато-песочного оттенка, неяркие пятна румянца на скулах, желтовато-бледная влажная кожа, крупные яркие губы, чуть вздёрнутый заострённый нос, глубокие тени под узкими бровями и вокруг глаз.
- Что смотришь, деточка? - теперь, когда Ева увидела, с каким выражением он произносил это слово, оно потеряло для девушки прежний снисходительно-равнодушный оттенок.
Харон издевательски улыбался, чуть прищурив красивые глаза с болезненными тёмными кругами, закусив нижнюю губу и приподняв брови.
- Ты мне кого-то напоминаешь, - заявила Ева, без стеснения подвигаясь ближе и вглядываясь в его яркие, чуть крупноватые черты.
- Я всем кого-то напоминаю, - не без ехидства пожал плечами адский перевозчик. - Мужа, сына, брата, любовника, - он сделал особое ударение на последнем слове. Сладко улыбнулся и добавил: - А кому-то даже жену или любовницу…
- Напоминаешь, но не заменяешь, так ведь?
- Н-ну… для некоторых делаю исключение… - быстро глянул на девушку, перехватил шест поудобнее и оттолкнулся от стенки бассейна.
С асфоделовых лугов уже были слышны голоса, смех, шорох.
- Добалуются… - ворчливо произнёс Харон, отбрасывая с лица неширокую влажную прядь. - Уже ведь каждого в отдельности со своим шестом перезнакомил, всё равно на берегу тусуются.
- Они же мёртвые, им всё равно, бьют их или нет. Им же не больно…
- Ой, да что ты понимаешь в этом, милая моя Эвридика. Вот тебе вода показалась холодной, да? Аж скулы сводит?
- Э-э… да…
- Ну, ущипни себя, что ли… здесь можно всё чувствовать. Абсолютно всё. И неприятное… - пауза, шест куда-то исчез в темноте. Глаза Харона подплыли совсем близко, - и приятное…
- Ты так со всеми любезничаешь? - отодвигаясь вглубь кормы, поинтересовалась Ева.
- Ну почему же со всеми… только с теми, кто нравится… а я разборчив, деточка, ох как разборчив… м-м, на чём мы там остановились? Ах, да, на приятных ощущениях в Царстве Теней… ну, куда ты всё отодвигаешься? Я тебе не нравлюсь?
- Нравишься, даже очень. Ты такой прикольный… только… чёрт…
- Что? - пряча за участливым выражением лица мысленную ехидную улыбку, полюбопытствовал он.
- Забыла…
- Что забыла?
- Всё… ты называл меня Эвридикой?
- Да, конечно. Это твоё имя, деточка. Меня зовут Харон.
- А, ну да… но… слушай… я была уверена, что что-то хотела сказать… по поводу того, что ты мне нравишься, но…
- Наверное, если забыла - это неважно, - вздохнул он девушке на ухо. - Я же тебе всё-таки нравлюсь… а на асфоделовых лугах будет так пусто… так скучно… все думают о чём-то своём. Подростки курят… взрослые забыли. Послушай меня, Эвридика, сейчас всё кончится. Ты на самом деле ничего не сможешь чувствовать. Только над Ахеронтом и его берегами не властны чары забвения и смерти… а-а, сатир, к чему я всё это говорю?! - наигранно возмутился он собственной велеречивости.
Наклонился и поцеловал девушку. Ева почувствовала на губах огонь и соль, и в ответ словно вся вспыхнула. Поцелуй захватил её, закружил своды пещеры в медленном качающемся танце.
- Вот так я прикурил тебе сигарету, - горячо дыша ей в шею, прошептал Харон.
Девушка улыбнулась обожжёнными губами, снова притянула его к себе.
- Умница, - рассмеялся перевозчик, - ум-ни-ца…
Лодка, казалось, замёрзла, вмурованная в неподвижную реку недалеко от невидимого в темноте берега. С потолка пещеры гулко капала вода…
- Я люблю тебя, - неизвестно зачем прошептала Эвридика лежащему рядом Харону.
Всё её тело одновременно словно жёг огонь и покрывал мягкий саван из поцелуев.
- Все меня любят, - знакомым тоном отозвался перевозчик, - одни как мужа, другие как сына, третьи - как брата, многие - как любовника. А некоторые даже как жену или любовницу…
Рассмеялся в низкий свод, протянул руку, прижал девушку к своей груди.
- Нам пора ехать, деточка, - одновременно и равнодушно, и как-то обречённо вздохнул он. - Тебя там ждут.
- Если… я буду приходить на берег, я смогу увидеть тебя?
- Конечно. Только - ради матери-Геи - не кури ты эту коноплю, а?
- Не буду. У меня вот сигареты есть…
- Ну, и замечательно…
Остаток пути они ехали молча. Харон цепким взглядом всё скользил по хрупкой фигурке на корме ладьи, а его Эвридика вздыхала и курила.
На берегу стоял какой-то светящийся мужичок с рожей отъявленного мерзавца и пройдохи, в крылатых сандалиях. Вообще крылья у него росли откуда только можно, даже из бровей.
«Гермес», - опознала мужичка Эвридика.
- Привет, Харон. Что-то долго вы.
- Как уж вышло, - беззлобно огрызнулся лодочник.
Подошёл к корме (куда девались прежняя неуклюжесть и палка в помощь немощному?), протянул изящную руку девушке.
- Тебе пора, деточка.
- Поцелуй меня ещё, пожалуйста.
Гермес деликатно отвернулся и стал смотреть в зеркально отполированную колонну рядом со входом в Аид.
- Приходи сюда, - шепнул ей Харон. - Приходи, когда захочешь. Я буду ждать.
- Приду… я люблю тебя. До свидания.
- До свидания, Эвридика.
- Всё, сеанс окончен? - довольно потирая руки, поинтересовался мерзавец и прохвост. - Пошли, милая. Как, ты говоришь, тебя зовут?
- Эвридика.
- Отлично. Пойдём, Эвридика. Сидеть, Цербер! Место! Ай, какая послушная собачка… хочешь его погладить? Нет? Ну, и ладно… да, кстати, - Гермес обернулся к реке, - Харон, давай быстрее к тому берегу, там ещё кто-то ждёт…
Перевозчик пожал плечами, оттолкнулся шестом, и ладья заскользила по ровной воде. На этот раз она летела, как стрела.
На другом берегу стоял юноша - высокого роста, загорелый, с точёным красивым лицом.
- Я успел? - обеспокоенно спросил он.
- К чему? - холодно раздалось из-под плаща.
- Ева здесь?
- А-а… - морщинистые руки уцепились за край капюшона и кое-как стащили его с седой, как лунь головы. Зеленовато-песочные глаза сверкнули холодным любопытством. - Надо же, как быстро; не ожидал я. Надо будет сказать Гермесу, что они всё-таки повторяются… Орфей прибыл…
